Ты не представляешь себе, до чего я рада опять увидеть тебя, моя дорогая старушка! — воскликнула Герцогиня, нежно взяв Алису под руку, и они пошли вместе.
Алиса также очень обрадовалась, найдя её в хорошем настроении, и подумала про себя, что это только от перца Герцогиня была такой злой во время их встречи в кухне. «Когда я стану Герцогиней, — сказала она себе (хотя и не слишком уверенно!), — я совсем не допущу перца в моей кухне. Суп может быть хорошим и без него... Вероятно, это перец делает людей раздражительными, — продолжала она, очень довольная тем, что открыла нечто вроде нового правила, — и уксус — кислыми, и ромашка — мрачными, а... ячменный сахар и тому подобные вещи — они делают детей такими нежными... Я хотела бы, чтобы все люди поняли это: тогда, знаете ли, они не скупились бы на сласти...»
Она почти совершенно забыла о Герцогине и немного вздрогнула, услышав её голос у самого своего уха:
— Ты о чём-то думаешь, моя дорогая, и совсем не разговариваешь! Я сейчас не могу сказать, какая мораль вытекает отсюда, но я чуточку припомню и скажу...
— Может быть, здесь нет никакой морали, — осмелилась заметить Алиса.
— Ну-ну, дорогая! В каждой вещи есть мораль, если ты только сумеешь её найти. — И, говоря так, она теснее прижалась к боку Алисы.
Алисе не совсем понравилась подобная, слишком уж тесная, близость: во-первых, потому, что Герцогиня была очень безобразна, и, во-вторых, потому, что она имела как раз такой рост, чтобы вдавить свой подбородок в плечо Алисы. А это был чрезвычайно неудобный, острый подбородок. Однако она не хотела быть грубой и терпела через силу.
— Игра идёт сейчас гораздо лучше, — сказала она, чтобы хоть немного поддержать разговор.
— Это так, — ответила Герцогиня, — и мораль отсюда: «О любовь, любовь! Она заставляет вертеться землю!»
— Кое-кто говорит, — прошептала Алиса, — что это происходит оттого, что каждый занимается своим делом.
— Ну да, конечно! Это одно и то же, — сказала Герцогиня, ещё глубже вонзая в плечо Алисы свой маленький острый подбородок, — и мораль отсюда: «Позаботьтесь о смысле, а звуки позаботятся сами о себе».
«Как она любит везде находить мораль!» — подумала про себя Алиса.
— Смею сказать, что ты удивлена, почему я не обняла тебя за талию? — спросила после некоторого молчания Герцогиня.— Это потому, что характер твоего фламинго внушает мне сомнения. Могу я сделать опыт?
— Он может укусить, — осторожно заметила Алиса, не чувствуя особенного желания, чтобы опыт был произведён.
— Совершенно верно! — сказала Герцогиня. — Фламинго и горчица оба кусаются, и мораль отсюда: «Кто пернатый, тот крылатый».
— Но только горчица — не птица, — возразила Алиса.
— Правильно, по обыкновению, — сказала Герцогиня. — Как прекрасно ты во всём разбираешься!
— Это минерал, я думаю, — добавила Алиса.
— Конечно, это так, — подтвердила Герцогиня, которая, очевидно, была готова соглашаться со всем, что скажет Алиса.— Горчичные копи находятся совсем близко, и мораль отсюда: «Чем ближе от меня, тем дальше от тебя».
— О, я знаю! — воскликнула Алиса, не расслышавшая последнего замечания Герцогини. — Это растение. Она не похожа на него, но она — растение.
— Я совершенно согласна с тобой, — сказала Герцогиня, — и мораль отсюда: «Будь тем, чем кажешься», или можешь изложить это более просто: «Никогда не воображай себя иным, чем это может показаться другим, чтобы то, чем ты был или мог быть, было не чем иным, как то, чем ты был или мог показаться другим, будучи иным».
— Я думаю, что я поняла бы лучше, — очень вежливо заметила Алиса, — если бы написала это; но я совершенно не могу уследить за тем, что вы говорите.
— Это ничто в сравнении с тем, что я могла бы сказать, если бы захотела, — ответила Герцогиня снисходительным тоном.
— Прошу вас, не беспокойте себя ещё более длинными фразами, чем эта, — сказала Алиса.
— О, не говори о беспокойстве! — возразила Герцогиня. — Я дарю тебе всё, что сказала до сих пор.
«Дешёвый подарок! — подумала Алиса. — Я очень рада, что в день рождения не преподносят таких подарков!» Но она не отважилась произнести это вслух.
— Опять задумалась? — спросила Герцогиня, снова вонзая ей в плечо свой острый подбородок.
— Я имею право думать! — резко ответила Алиса, так как всё это стало ей немного надоедать.
— Ровно столько же права, — сказала Герцогиня, — сколько свиньи — летать и мор...
Но здесь, к величайшему изумлению Алисы, голос Герцогини замер ровно на середине её любимого слова «мораль», и рука её, которая была продета под мышку Алисы, начала дрожать.
Алиса подняла глаза: перед ними стояла Королева со скрещёнными руками, хмурая, как грозовая туча.
— Прекрасный день, ваше величество!— начала Герцогиня глухим, слабым голосом.
— Ну, я решительно предупреждаю тебя, — бешено закричала Королева, при этих словах топая ногой: — или ты, или твоя голова — долой! И это меньше чем в полминуты! Делай выбор!
Герцогиня сделала выбор и исчезла в один миг.
— Продолжай игру! — приказала Королева Алисе.
И Алиса была так испугана, что не осмелилась промолвить ни слова и медленно последовала за ней к крокетной площадке.
Гости воспользовались не без выгоды для себя отсутствием Королевы и отдыхали в тени. Однако в тот же миг, как показалась Королева, они поспешно занялись игрой. Королева только мимоходом заметила, что секунда промедления будет стоить виновным жизни...
В течение всей игры Королева ни на минуту не переставала ссориться с другими игроками и то и дело орала: «Долой ему голову!» или «Долой ей голову!» Тех, кого она приговаривала к смерти, сейчас же брали под караул солдаты, которые, разумеется, чтобы проделать это, переставали быть «воротами». Так что через полчаса или около того совершенно не осталось ворот, и все игроки, за исключением Короля, Королевы и Алисы, были взяты под стражу и приговорены к казни.
Королева наконец прекратила это занятие и, совершенно запыхавшись, сказала Алисе:
— Ты ещё не видела Мок-Тартля — Фальшивой Черепахи?
— Нет, — ответила Алиса. — Я даже не знаю, кто такой Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха!
— Это то, с чем делают суп из Телячьей Головки, — объяснила Королева.
— Я никогда не видела его и не слышала о нём, — ответила Алиса.
— Тогда идём, —приказала Королева, — и он расскажет тебе свою историю.
Когда они уходили вместе, Алиса услышала, как Король тихо, сказал всему обществу:
— Вы прощены!
«Вот это хорошо!» — подумала Алиса, потому что она чувствовала себя очень несчастной, видя такое множество осуждённых Королевой на казнь.
Вскоре они подошли к Грифону, который крепко спал на солнечном припёке. (Если вы не знаете, кто такой Грифон, то посмотрите на картинку.)
— Встань, лентяй, — сказала Королева, — и помоги этой молодой леди увидеть Мок-Тартля и услышать его историю. Я же должна вернуться и присутствовать при исполнении назначенных мною казней. — И она ушла, оставив Алису вдвоём с Грифоном.
Наружность его не особенно понравилась Алисе, но она решила, что последовать за свирепой Королевой нисколько не безопасней, чем остаться с Грифоном; поэтому она осталась.
Грифон приподнялся и протёр глаза. Он смотрел вслед Королеве, пока она не скрылась из виду, затем тихо засмеялся.
— Потеха! — сказал Грифон наполовину самому себе, наполовину Алисе.
— Что — потеха? — спросила Алиса.
— Она, конечно, — сказал Грифон. — Это всё её выдумки: тут, знаешь ли, никогда никого не казнят. Идём!
«Каждый здесь говорит: «Идём!» — думала Алиса, медленно идя за Грифоном. — Мне никогда столько не приказывали за всю мою жизнь, никогда!»
Не успели они немного отойти, как увидели в отдалении Мок-Тартля — Фальшивую Черепаху, который печально и одиноко сидел на обломке скалы. Когда они подошли ближе, Алиса услышала, как он вздохнул, словно сердце его было разбито. Она глубоко ему посочувствовала.
— Отчего он тоскует? — спросила она Грифона.
И Грифон ответил почти теми же словами, что и раньше:
— Это всё его выдумки: у него, знаешь ли, нет никакого горя. Идём!
Так они подошли к Мок-Тартлю — Фальшивой Черепахе, который посмотрел на них большими глазами, полными слёз, но ничего не сказал.
— Вот эта молодая леди, — произнёс Грифон, — очень хочет узнать твою историю.
— Я расскажу её, — сказал Мок-Тартль глухим, безнадёжным тоном. — Садитесь оба и не говорите ни слова до тех пор, пока я не кончу!
Они сели, и никто в течение нескольких минут не произносил ни слова. Алиса подумала про себя: «Не вижу, каким образом он когда-нибудь сможет кончить, раз он даже и не начинал». Но она терпеливо ждала.
— Когда-то, — сказал наконец Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха с глубоким вздохом, — я действительно был настоящей Черепахой.
За этими словами наступило продолжительное молчание, нарушаемое только отрывистыми восклицаниями: «Г-х-к-к-р-р-х!» Грифона и рыданиями Мок-Тартля. Алиса уже готова была подпяться и сказать: «Благодарю вас, сэр, за вашу весьма интересную историю».
Однако она ещё не потеряла надежды: должно же последовать за этим нечто большее. Поэтому Алиса тихо сидела и не говорила ничего.
— Когда мы были маленькими,— продолжал Мок-Тартль более спокойно, хотя он время от времени продолжал слегка всхлипывать, — мы ходили в морскую школу. Старая Черепаха была нашим учителем. Мы обыкновенно называли его Римской Черепахой...
— Почему вы называли его Римской Черепахой, если он не был ею? — спросила Алиса.
— Потому что он был самой древней из черепах и набивал трухою наши черепа! — ответил Мок-Тартль сердито. — Поистине ты очень невежественна!
— Стыдись задавать такие простые вопросы! — добавил Грифон, и затем они долго сидели молча и смотрели на бедную Алису, которая готова была провалиться сквозь землю.
Наконец Грифон сказал Мок-Тартлю — Фальшивой Черепахе:
— Поторапливайся, старина! Не растягивай свою историю на целый день!
И Мок-Тартль продолжал, начав теми же словами:
— Да, мы ходили в морскую школу, хотя ты можешь не верить этому...
— Я вовсе не говорила, что не верю! — прервала Алиса.
— Нет, говорила, — возразил Мок-Тартль.
— Придержи язык! — добавил Грифон, прежде чем Алиса могла заговорить опять.
Мок-Тартль продолжал:
— Мы получили самое лучшее образование. Действительно, мы ходили в школу ежедневно...
— Я тоже училась в ежедневной школе, — сказала Алиса. — Вам нет надобности слишком гордиться этим.
— С необязательными предметами? — спросил Мок-Тартль, немного обеспокоенный.
— Да, — ответила Алиса, — нас учили французскому языку и музыке.
— И стирке? — сказал Мок-Тартль.
— Конечно, нет! — ответила Алиса с негодованием.
— А! В таком случае, твоя школа была не очень-то хорошей! — с большим облегчением воскликнул Мок-Тартль. — В нашей в конце программы стояло: «Французский, музыка и стирка — не обязательно».
— Едва, ли вы так уж нуждались в стирке, — сказала Алиса, — раз вы жили на дне моря.
— Мои средства не позволяли мне учиться необязательным предметам, — сказал Мок-Тартль, вздыхая. — Я мог только пройти постоянный курс.
— Чему же вас учили? — спросила Алиса.
— Сначала — чихать, и плясать, конечно, — ответил Мок-Тартль,— затем четырём правилам арифметики: Сквожению, Почитанию, Угождению и Давлению.
— Я никогда не слышала о «сквожении», — осмелилась сказать Алиса. — Что это такое?
В изумлении Грифон поднял обе лапы.
— Никогда не слышала, что значит «сквожение»!— воскликнул он. — Ты знаешь, что такое «скольжение», я полагаю?
— Да, — неуверенно сказала Алиса. — Это значит — что-то... становится чересчур... скользким...
— Ну, тогда, если ты не знаешь, что такое «сквожение», ты — простачка!
Обескураженная Алиса потеряла всякое желание задавать дальше вопросы на эту тему и, обратившись к Мок-Тартлю — Фальшивой Черепахе, спросила:
— Чему же ещё вас учили?
— Ну, там была Гастрономия... — ответил Мок-Тартль, считая предметы взмахами своих ластов. — Гастрономия, древняя и новая, с Мореграфией. Затем Верчение. Учителем Верчения был старый Морской Угорь, который обыкновенно приходил раз в неделю: он учил нас Верчению, Выпрямлению и Свёртыванию в Кольца.
— На что это было похоже? — спросила Алиса.
— Ну, сам я не могу показать этого,—ответил Мок-Тартль.— Я недостаточно гибкий. А Грифон никогда этого не учил.
— Не было времени,— сказал Грифон.— Но всё же я ходил, к Учителю-Классику. Это был очень старый краб.
— Я никогда не учился у него, — произнёс со вздохом Мок-Тартль. — Он преподавал Латунь и Жреческий, как помнится.
— Совершенно верно, совершенно верно, — сказал Грифон, вздыхая, в свою очередь, и оба создания спрятали свои лица в лапы.
— И сколько часов в день вы занимались? — спросила Алиса, спеша переменить разговор.
— Десять часов в первый день, — ответил Мок-Тартль, — девять — в следующий и так далее.
— Вот странное расписание! — воскликнула Алиса.
— Потому-то курс и назывался постоянным, — заметил Грифон.— Число уроков постоянно уменьшалось изо дня в день...
Эта мысль была для Алисы совершенно новой, и ей пришлось немного обдумать её, прежде чем сделать следующее замечание:
— В таком случае, на одиннадцатый день должен был быть праздник?
— Конечно, так оно и было! — сказал Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха.
— А чем же вы занимались на двенадцатый день? — живо продолжала Алиса.
— Достаточно об уроках! — прервал Грифон решительным тоном. — Расскажи ей теперь что-нибудь об играх!
© «Онлайн-Читать.РФ», 2017-2024
Обратная связь